Шэннон, смеясь, налила еще вина; ее забавляло, с каким восхищением Бен взирает на мои труды. Она почесала ему затылок, и он поднял голову, чтобы вжаться ей в ладонь, выгнулся под ее рукой, которая уверенно пробежала по его спине. Но глаз от своего сокровища не отводил.
— Надеюсь, ты вымыл руки, — сказала Шэннон. Она поднесла бокал к моим губам, чтобы я глотнул вина, и снова осторожно отодвинулась от моих сверкающе зеленых рук и намасленной птицы. — Я поставлю твой бокал вот сюда. — Она оставила его на столешнице там, где он никому не помешает, и села на стул рядом с Беном. — Так ты подумал насчет Обри?
Черт.
— Конечно. Давай я сначала засуну птицу в духовку, хорошо? А потом поговорим.
— Ладно.
Она еще немного погладила Бена, просто от нечего делать. Шэннон становилась все задумчивее. Она мягко обхватила его хвост рукой, и он медленно просунул хвост между ее пальцами, словно салфетку продел через кольцо.
— Значит, ты откажешься. Если бы согласился, то сразу бы мне сказал.
Насколько я помню, крайний срок был после ужина. Я не рассчитывал, что, когда она приедет, мои руки будут по локоть засунуты в наш ужин.
— Я почти закончил. Мне просто нужно вымыть руки и поставить курицу в духовку.
— И почему же ты этого не сделаешь?
— Это может подождать хоть пять минут?
— Наверно. Я пять лет ждала. Мы все ждали. И я просто поверить не могу, что ты…
Я швырнул курицей о стол; масло с эстрагоном разбрызгалось по всей кухне.
— А вот поверь! Я не стану этого делать! Нет! Я даже не знаю, могу ли я!
— Да ты же даже не пробовал. — Она дотронулась до моей жирной руки.
Было в этом что-то жутковатое: ее рука цвета слоновой кости лежит на моей, словно я не был весь перепачкан жирной пастой, словно капли не повисли на ее бежевой шелковой блузке. Я чувствовал себя Болотной Тварью. А ведь его тоже, насколько я помню, кто-то любил. Я взглянул Шэннон в глаза, и там снова был этот свет. Она хотела, чтобы я испытал свои силы. Она хотела этого больше, чем спасти брата. Давайте начистоту: по некоторым братьям не очень-то и скучают. Но люди всю жизнь ждут, чтобы на их глазах случилось чудо.
— Так вот в чем все дело? Ты просто хочешь посмотреть, как я это сделаю?
— Конечно нет! — Себя она почти в этом убедила. Но меня — совершенно нет. Даже наоборот; это было уже слишком. Многие годы вины и непонимания; многие годы, когда я чувствовал себя ненормальным. И теперь любовь всей моей жизни хочет, чтобы я выступил перед ней, как дельфин, который прыгает через обруч. А сам спасенный, этот эпицентр бури, волшебный котик, даже не смотрит на меня; он мечтает о сердце мертвой птицы, приготовленном по его вкусу.
— Да нет, ну согласись. Именно это сводит тебя с ума. Настоящее чудо. У твоего приятеля задатки мессии! До чего круто! Ну что ж. Хочешь посмотреть?
Я сгреб внутренности, которых дожидался Бен, и запихнул их глубоко в курицу. Схватил ее за грудки и потряс перед лицом Шэннон, а потом поднял повыше, зажмурился, заполняя свой разум видениями о совершенной курице, что клюет зерно в райских обителях — или что там они клюют? — и кудахчет, кудахчет… Или это я сам? Шэннон в ужасе отступила назад, опрокидывая стул. Я сжал птицу сильнее, ярче представил эту картину, сильнее возжелал ее воскресения.
— Давай, ублюдок ты мелкий, живи! Живи! Живи!
И тут я почувствовал: в руках моих что-то задергалось, заизвивалось, и птица рванула на свободу, ударилась о столешницу, понеслась: громадные куриные ноги, все в масле и без пальцев, побежали по огнестойкой пластмассе. Просто поразительно, как быстро передвигалась эта хрень, в таких-то условиях. Лишенная головы, птица металась взад-вперед безо всякого толка, перебегая от кофейника к мини-духовке, от кухонного комбайна к хлебопечке и оставляя на каждой белой поверхности липкую зеленую полосу. Я бросился за ней, поймал за ножку, но удержать не смог. Она ударилась о пол с тошнотворным шлепком и продолжила свой бег. А затем, словно из ниоткуда, появился Бен: он приземлился на ее спину и глубоко вонзил свои когти. Из его хватки спастись было невозможно. Он широко раскрыл рот и несколько раз погрузил клыки в бедра и грудь птицы, отрывая огромные куски плоти и заглатывая их целиком, но все же курица продолжала бороться. Сражение все не прекращалось; куриные останки извивались, пытаясь выбраться из когтей Бена, а кот все пожирал мясо, оставляя голые кости. Он нырнул в грудную полость, вытащил оттуда сердце (оно все еще билось) и заглотил его в один присест.
За моей спиной раздался ужасный грохот, и Шэннон снова закричала. Она, насколько я помню, к тому моменту уже несколько раз вскрикивала. На сей раз это слетела крышка с кастрюли для бульона. Чертова шея птицы пыталась выпрыгнуть из кастрюли, что твоя рыба. Я схватил длинную вилку и всадил в шею, а потом швырнул Бену на пол, и тот за считаные секунды расправился с этим даром. Ну и ничего страшного. В морозилке у меня был большой запас бульона.
Бен, как и я, был весь измазан зеленой пастой. Болотная Тварь и его Болотный Кот. Пол превратился в лагуну с блестящей и маслянистой жижей. Дорогая Рейчел Рэй, я попробовал твой рецепт курятины, и не сказать, чтобы остался в полном восторге…
Я опустился на колени и начал вытирать Бена мокрым полотенцем. Он был точно пьяный и тарахтел, словно лодочный мотор: участник соревнований, который неожиданно для себя самого победил чемпиона. Обычно он предпочитал чиститься сам, но награда была такой, что ради нее стоило претерпеть любые унижения. Не каждый день ему доставалась птица весом в три килограмма. Нам с Шэннон придется идти в ресторан, думал я, или заказать что-нибудь на дом. Я пока что был не вполне готов встретиться лицом к лицу с грустной правдой.
Я старался не встречаться с Шэннон взглядом, хотя, похоже, это именно она всхлипывала. Я поднял глаза от своего мокрого кота (вид у него был совершенно безумный, он шумно дышал, и пузо у него надулось так, словно он ждал котят). Шэннон все еще стояла в углу у кухонной двери, вжавшись в вешалку, и все еще держала зонтик наподобие бейсбольной биты. Она схватила его, когда вернувшаяся к жизни курица побежала к ней, а Бен еще не пришел на помощь.
— Все еще хочешь, чтобы я исцелил твоего брата? — спросил я. Оглядываясь назад, должен признать, что реплика вышла не самая удачная.
Она посмотрел на зонтик, словно не понимая, как он очутился в ее руках. Судя по тому, какой ужас отразился на ее лице, она вспомнила (возможно, даже слишком ярко), что только что произошло — ту невероятную битву, которая разыгралась у ее ног, сражение двух бессмертных существ.
Бен шагнул к ней:
— Все в порядке, Шэннон, — сказал он. — Теперь она умерла.
Шэннон уронила зонтик и бросилась вон из дома. Через несколько секунд завелся двигатель ее машины, и она умчалась прочь, только шины завизжали. Я понятия не имел, что Шэннон умеет так водить.
— Не переживай, — сказал Бен. — Она вернется.
— Да уж. Какая женщина устоит перед нами?
Аромат эстрагона, чеснока и смерти густой пеленой висел в воздухе. Я подумал, что мне надо бы прибраться, но пока я не был готов снова пережить эти моменты. Моя единственная, любовь всей моей жизни, ушла. Бен отошел от меня и принялся вылизывать пол. Может, его стошнит от того, что он вылизывает следы трагедии? Но что это я, Бена же никогда не тошнит. Пррравильно.
— Я пойду прогуляюсь, — объявил я.
Бен счел за лучшее промолчать.
Я пошел в заведение, где подавали барбекю, и заказал курицу, которая на вкус была как уксус и дым, огонь и сера. Я пил дешевое пиво и слушал непрерывный поток причитаний в стилях кантри и вестерн; парни один за другим умоляли своих возлюбленных простить их грехи. Надежды им хватало на то, чтобы перебирать три аккорда и повторять чудовищно самоуверенные просьбы. Но духом их отчаянной надежды мне проникнуться не удалось, и я пребывал в унынии. Эти ребята изменяли, врали, пили, что там еще делают такие негодяи. Но никто из них не воскрешал трехкилограммовых кур во время взвешенного обмена мнениями. Нет. В какой-то момент от такой дикости неизбежно должна была сработать тревожная сигнализация (инстинкт самосохранения сидит в людях глубоко), призывая бежать, теряя тапки и не оглядываясь. Понятия не имею, как вообще можно остаться в здравом уме после того, что пережила Шэннон, начиная с того дня, как стала записывать Бена к ветеринарам.
